Не трогай моего ребенка!
Твой-то как вымахал, — сказала мне Шура, когда я подошла к подъезду с полными сумками продуктов, — под два метра ростом, а еще недавно тут в песочнице куличи из песка делал. Вот уже и с девушками встречается…
— Ну да, он с Таней дружит с пятого класса, как она к ним в школу перешла. Хорошая девочка, мне в невестки подходит.
Шура фыркнула:
— Я не о ней. Видела сегодня твоего Вовчика на остановке с какой-то мадам. По виду — лет двадцать, а то и двадцать пять, разве у них поймешь: раскрасится, как папуас, накладные ресницы и ногти приклеит — и уже взрослая! Вот мы в их возрасте…
Я покосилась на Шуру: уж кто бы
говорил! Шурка в шестнадцать лет себе в лифчик вату напихивала, чтобы казаться взрослее. Помню, как однажды у нее случился конфуз: комок ваты выпал и принялся мигрировать по животу. Причем как раз тогда, когда мы с ней стояли во дворе и болтали с парнями…
Я, посмеиваясь, вошла в подъезд и направилась к своей двери. Это еще хорошо, что Шуркина дочка не знает о проделках ее матери в юности. Надо бы как-то рассказать ненавязчиво, может, тогда девчонка поймет, отчего мать держит ее в черном теле. Наследственность — штука страшная… А вот я, например, была сама скромность: с мальчиками по подъездам не целовалась, школу из-за свиданий не прогуливала! Вовчика дома не было. Наверное, ушел ненадолго, вон компьютер даже не выключил. Я подошла к монитору: надо хоть изредка интересоваться, чем живет сын! На экране высветилось окошко его странички в социальной сети. О, ему пришло новое сообщение от какой-то Светланы! «Потерпи до субботы, раньше никак!» Интересно, чего он должен терпеть? Я повернула колесико на мышке, чтобы почитать всю переписку сначала. Вовчик: «Наша последняя встреча — это нечто! Просто супер!» Светлана: «Рада, что доставила тебе удовольствие! Я тоже считаю, что все прошло ок». Вовчик: «Жду не дождусь следующей субботы! Может, получится раньше?»
Я отложила мышку и уставилась в стенку. Не понимаю. Если говорить о наследственности, то Вовчик однозначно должен быть однолюбом. Я так свыклась с мыслью, что хорошая девочка Таня в один прекрасный день станет моей невесткой, что даже не думала о том, что у него могут быть другие увлечения. Может, они с Танюхой поругались? Набрала номер девочки:
— Танечка, мой не у тебя?
— Нет, — буркнула будущая невестка, — он вообще в последнее время редко появляется.
Я удивилась еще больше, ведь только вчера сказал, что идет к своей девушке.
— Вы поссорились?
— Да если бы! Вроде бы все нормально было, только вообще перестал меня замечать. Я ему говорю: у тебя что-то случилось? А он в ответ: нет, все нормально. Но я же вижу, что ненормально! Тетя Жозя, вдруг он меня разлюбил?
В ее голосе послышались слезы, я принялась утешать Танюшу: — Нет, даже не думай, он по наследству — однолюб… Я положила трубку, пощелкала мышкой: ага, вот ее профиль, этой Светланы! По виду — вполне взрослая девица. Здесь где-то должен быть указан возраст… Я обомлела: двадцать три года! Двадцать три! Никогда не думала, что мой сын попадет в руки растлительницы малолетних!
У меня застучало в висках. Я стала думать, что делать. Думать получалось не очень хорошо. Тогда я спустилась вниз, к подъезду. Слава богу, Шура еще сидела там.
— Шурочка, скажи мне, солнце, а на какой остановке ты моего оболтуса видела?
— Возле библиотеки.
Я не могла молчать. Все выложила Шурке.
— Может, участковому заявление написать? Леонид Сергеевич ее на беседу вызовет…
— Не знаю, наверное, лучше сначала с Вовкой поговорить, вразумить. Я представила себе упрямо сжатые губы сына и вздохнула: как же, такого вразумишь! По характеру — точно отец, такой же упертый.
— Нет, я их выслежу и поговорю с этой развратницей. Может, ей денег предложить?
— Я с тобой!
В субботу, как только за Вовчиком захлопнулась дверь, я набрала номер Шурки:
— Идет к остановке. Ты не спеши, чтобы он тебя не засек.
Как два шпиона из кинофильма, мы крались за Вовчиком, прячась за углами домов и деревьями. Сын стоял один на остановке минут двадцать, потом вскинулся и побежал навстречу какой-то девице. Так вот она, растлительница! Не в силах больше сдерживать свой гнев, я высочила из-за засады и набросилась на девку:
— Ты, поганка, что себе позволяешь! Да я тебя…
Что я говорила дальше, рассказывать не буду. Девица оторопела, на помощь подбежал Вова:
— Мам, ну что ты кричишь, ты все не так поняла!
— Хочешь сказать, что она с тобой в машинки играет?!
— Не в машинки. На саксофоне.
Тут настала моя очередь оторопеть. Правда, Шурка не растерялась, подала голос:
— На каком таком саксофоне?
— А на таком, обычном! — разозлился сын не на шутку. — Помнишь, мам, как ты мне запретила идти в музыкальную школу учиться? Говорила: «Чем зря время тратить, лучше английским займись, это в жизни больше пригодиться». А я играть хочу!
В его голосе послышались истерические нотки. Понятно: истерики — это у него тоже от папы. — А Света учится в консерватории и подрабатывает частными уроками. Вот я у нее и учусь. Тайно.
Хоть я и была слегка ошарашена поворотом сюжета, все же уловила самое главное:
— Погоди, если она подрабатывает уроками, значит, ты ей платишь. А с каких денег?!
Сын смутился. Шурка подпихнула его рукой, и он нехотя признался:
— Ну, ты же отправила меня на курсы английского…
Я задохнулась от возмущения:
— Значит, ты эти деньги тратишь на какой-то там саксофон! Да ты… Марш домой!
Уже уходя, я обернулась ко все еще молчащей Светлане:
— А вам, дамочка, должно быть стыдно!
Она покраснела, пискнула:
— У вас очень талантливый мальчик, ему надо играть!
— Сама разберусь, что ему надо! Когда я выложила эту историю мужу, он, к моему удивлению, не бросился с криками на сына, а улыбнулся мечтательно:
— Я сам когда-то мечтал играть на баяне, а родители не пустили. Не кипятись, Жозя, пусть учится. И, конечно, английский не бросает. Уже перед сном я кое о чем вспомнила и спросила у Вовчика:
— Кстати, а почему ты от Тани скрывал свое увлечение?
Сын хмыкнул:
— Так вы же с ней — как две подружки! Она бы точно тебе растрепала.